Иштван Немере - Сверхзадача [Дело Килиоса. Сверхзадача. Возвращение «Викинга».]
Теперь я только спал в комнате, где стояла постель Ного. Днем общался с коллегами, ходил с кем-нибудь из них по городу, присматривался к туземцам и образу их жизни. Однажды Марк повел меня на плоскую крышу дворца, где меня ожидал приятный сюрприз: радиотелескоп порядочных размеров. У меня, без преувеличения, глаза поперли на лоб. Марк приложил палец к губам — никаких восклицаний! Автор проекта — Тилл. Инженерная разработка — его же. Помогали строить — все. Оборудование и материалы доставили с корабля. Потом придется все размонтировать и вернуть назад.
— У нас немного здесь было радостей, — говорил Марк, — но был один великий день, когда мы, то есть Тилл, отыскали "Титан".
— Где он?
— На прежней орбите вокруг Тау Кита. После нашего старта орбита изменилась настолько незначительно, что Тиллу несложно будет разработать программу старта и причаливания "Викинга".
— До чего все просто! — не могу удержаться от восклицания. — Но так не бывает!
— Ну ясно, что не бывает, — говорит Марк, — мы проверили исправность всех систем фотонной ракеты, зафиксировали все неполадки, к счастью — ничего серьезного, на несколько часов работы. Феликс вместе с Тиллом выяснили причину автоматического старта "Викинга" с "Титана".. Откорректировали программу… Надеемся, что оперативный центр больше не ошибется.
Я смотрю на Тилла. Обнимаю его. Он так худ, что кости выпирают даже там, где их не должно быть:
— Тилл, ты же не скитался в джунглях! Почему так исхудал?
— Знаешь, Грегор, изгрызла тоска по Земле, но, как гласит поговорка: были бы кости целы, мясо нарастет, — глаза у Тилла горят сумасшедшинкой. Это подметил и Марк:
— У вас глаза — точно от одной матери! Отдых нужен, братцы! Отдых и мудрое спокойствие!
— Конечно, мы рисковали! — сказал Тилл, — при проверке некоторых систем пришлось посылать такие команды, что в случае малейшей неисправности в смежных системах могли быть расшифрованы как команды на старт… Что это такое? А то, что "Титан" мог вернуться в Солнечную систему без "Викинга". А "Викинг" превратился бы на этой планете в музейный экспонат. Во что превратились бы мы, земляне, — известно заранее.
— Это было смело и рискованно до безответственности! — заметил Марк вполне добродушным тоном.
— А что бы мы высидели, не рискуя? — взвился Тилл.
— Тилл, спокойно! — вмешиваюсь я, чувствуя, что нервы Тилла на пределе, — мы должны вернуться на Землю, а для этого нам понадобятся крепкие нервы! Давайте их беречь!
Вот до чего дошло! До сих пор успокаивали меня, а теперь я сам выступаю в роли успокоителя.
Мы идем улицей города. Навстречу идут люди, своеобразными взмахами рук они приветствуют Марка, а на меня смотрят с удивлением — я теперь персонаж из новой легенды. Марк рассказывает мне о нравах при дворе, о жизни и характере туземцев:
…Они уже не такие дикари, как твои плоскоголовые, но до уровня средневековой цивилизации им еще долго расти. Все, что я рассказываю им о жизни на Земле, воспринимают с недоверием. А Мазу, когда слышит о главных нравственных ценностях человеческого общества, словно цепенеет. Не понимает, как можно жить без королей, жрецов, без войн и рабов…
Марк — идеалист. Он считает, что представители земной цивилизации не могут ни прилетать сюда, ни улетать отсюда под покровом тайны, иными словами — по-воровски. Он уверен, что у экспедиции параллельно с основной существует и попутная — миссионерская задача. Он бы предпочёл, чтобы туземцы сразу все поняли, заключили с нами договор "о дружбе и сотрудничестве" и всячески содействовали нашему успешному возвращению на Землю. Но даже его "неизлечимый", по выражению Мишеля, идеализм не мешает ему трезво взвешивать и оценивать реальность, а именно: Мазу все будет делать по-своему, ему начхать на земную цивилизацию, он сделает все от него зависящее, чтобы удержать нас здесь. Благодаря нашему появлению у его города Мазу стал непререкаемым авторитетом для всех окрестных племен. Он придал нашему визиту божественный ореол; устами сотен подхалимов и лизоблюдов распустил слух о том, что Высшие Небесные Боги прислали к нему посланцев своей воли, дабы они возвеличили Верховного Жреца и Владыку Мазу. Конечно, он против нашего отлета!
— Понимаешь, Грегор, я требую от наших ребят терпимости и терпения. Нельзя лбом прошибать стены. Мы имеем дело с людьми, отличными от нас по всем параметрам. И мы не можем требовать от них, чтобы они сразу приняли наши ценности… Я уже больше трех лет "обрабатываю", извини за грубое выражение, короля, пытаюсь облагородить его, просветить… Он слушает очень внимательно, а потом вдруг переводит разговор на то, что он должен возглавить поход на один из городов, жители которого запоздали с выплатой дани…
— Марк, ты всерьез думаешь, что Мазу можно перевоспитать?
— Но вы же видите, как я стараюсь сделать это! — восклицает Марк с трагической ноткой в голосе.
В конце улицы живет гончар. За неделю до моего прибытия он должен был принести во дворец кувшины, помеченные печатью королевского ключника. Он не смог этого сделать — перед закладкой кувшинов для обжига в печь с высокой печной трубы свалился камень и перебил их. В назначенный день горшечника навестил жрец с двумя солдатами. Мастера и всех членов его семьи секли до крови. Секли даже маленьких детей!
— Марк, ты должен высказать владыке все, что мы думаем по этому поводу! Это же безнравственно!
— Не думай, что я ничего не делал, — быстро проговорил Марк, — до нас подобные "преступления" наказывали смертью.
Едва мы поравнялись с домом несчастного, как дети его, увидев нас, с визгом бросились в дом, а сам гончар и его жена опустились на четвереньки. Так нас еще не приветствовали. Откуда у них этот страх? И только оглянувшись, я понял, в чем дело. В нескольких шагах за нашей спиной стояли два жреца. Их лица были искажены злобой. В моем взгляде они увидели гнев и презрение. В их планы не входило раздражать нас, землян, — они тут же напустили на свои постные лица выражение равнодушия, опустив веки. Они смиренно склонили головы; гончар и его жена лежали на земле у наших ног.
Для них я был лицом, близким к Икенду. Первым побуждением было вырвать у жреца посох и хорошенько поколотить достойных слуг своего недостойного хозяина, установившего в городе режим жестокого насилия. Сдержав свой гнев, я сказал, чтобы жрецы немедленно убирались вон. Они стояли, тараща на меня испуганные глаза. Тогда я сделал соответствующий жест рукой, они развернулись и быстро пошли в сторону дворца. Я наклонился, чтобы поднять с земли валявшуюся у ног чету, но был остановлен Марком:
